1993 год стал во многом роковым для России. Окончательная реставрация капитализма в стране отбросила нас на десятки лет назад по уровню социального, экономического, политического развития. Обязательным условием для полной оккупации России в те годы было уничтожение всех, оставшихся со времён СССР демократических механизмов государственного устройства. В первую очередь – системы Советов с одновременным наделением Президента страны широчайшим спектром полномочий, сравнимым с полномочиями монарха Российской империи
Тогда среди нас были те, кто тяжёлые для России дни до конца отстаивали остатки демократии, последовательно боролись с установлением стране строя, названного народом «президентским самодержавием».
Предлагаем вниманию читателей интервью с одним из таких людей — коммунистом, членом партии РОТ ФРОНТ, защитником Дома Советов Борисом Андреевичем Пугачёвым.
Корр.: Каковы были политические, экономические социальные предпосылки событий осени 1993 года?
Б.А. Пугачёв: Главной предпосылкой стал глубокий экономический кризис, гиперинфляция, вызванная гайдаровскими методами шоковой терапии. Последствия рыночных реформ были настолько губительны, что вызвали опасение даже у преданных сторонников режима. Этому предшествовал референдум, на котором президент требовал облечь его доверием против Верховного Совета. Совет, в свою очередь, настаивал на импичменте президенту и также нуждался в поддержке населения. Референдум кончился ничейным результатом, фактически, народ потребовал примирения высоких политиков. Однако примирение уже было невозможно. Вся ситуация говорила о том, что противостояние кончится силовым путём, что и произошло.
В сентябре 1993 года Ельцин подписал указ №1400 о разгоне Верховного совета, грубо нарушающий Конституцию. Верховный совет вынес импичмент Ельцину. Конституционный суд признал правоту парламента и антиконституционность действий Ельцина. Пост автоматически занял Руцкой. Но банда Ельцина останавливаться не собиралась.
Корр.: Как разворачивались тогда основные события?
Б.А. Пугачёв: В августе 1993 года по всей стране проходили массовые митинги. В частности, в защиту сельского хозяйства. Уже тогда было понятно, что эта отрасль в наибольшей степени пострадает от рыночных реформ. Наша партия в них активно участвовала. Мы и другие прогрессивные политические силы выпускали газеты, разоблачающие преступления режима, проводили акции протеста, пытались всеми сила организовать трудящихся на организованный отпор капиталистам.
21 сентября Ельцин ещё заканчивал свою речь, а мы уже были у Белого дома. Народ собрался стихийно. Встретил много знакомых. Мы почти сразу перешли на казарменное положение. Стихийно возводились баррикады. Наших – чисто коммунистических бригад, сформированных только из членов РКРП, было три – на Рочдельской улице, у памятника Революции 1905 года и у горбатого моста. Другие две – у стадиона и на Горбатом мосту – состояли из казаков. Баррикады возводились как реакция на угрозу разгона.
Надолго врезался в память бронетранспортёр с большими рупорами. Его прозвали «Жёлтым Геббельсом». Через эту установку нам постоянно объявляли о том, что наши действия незаконны, что на баррикадах собираются вооружённые люди и провокация получит отпор. Однако никакого оружия у защитников Белого дома не было за исключением охраны самого Верховного совета. Народу раздали только противогазы.
По мере нарастания напряжения, из нас стали формировать боевые отряды. Туда записывали только военнообязанных и тех, кто уже дал присягу Советской Родине. Но единого командования не было. Состав защитников был очень разнородным – и коммунисты, и социал-демократы и националисты и деидеологизированные граждане. Оружие нам так и не выдали, и отряды распустили.
Потом был знаменитый прорыв милицейского кольца вокруг Белого дома с внешней стороны, радость на лицах защитников Верховного Совета. Была попытка взять штурмом здание телецентра в Останкино, но она провалилась. Почти сразу последовал сокрушительный удар танками, снайперским огнём, расстрелом защитников Белого дома из автоматического оружия…
Когда всё закончилось, встала задача целым добраться до дома. Меня задержали на пути к метро, стали обыскивать, учуяли запах костра. Я воспользовался заготовленной легендой, по которой я ехал с дачи от Киевского вокзала. На даче я, якобы, жёг листву и поэтому пропах дымом. Поначалу мне не поверили, но когда нашли у меня сезонный абонемент на электричку – отпустили.
Корр.: Какие слои населения тогда поддерживали Ельцина, а какие – Верховный Совет?
Б.А. Пугачёв: Ельцин с самого начала избрал тактику заигрывания с рабочими. И они попались на эту удочку. Образ политика-алкоголика, который нередко появлялся на публикt в нетрезвом виде вносило политическую атмосферу что-то новое, доселе невиданное. Многие рабочие отзывались о Ельцине, как о «нашем парне», использовали выражения типа «Ну? Борька даёт!» и пр. Когда Ельцину грозил импичмент, он в первую очередь поехал на ЗИЛ и просил поддержки у его рабочих. Но в процессе развития острой фазы конфликта, рабочий народ уже разобрался, что к чему и отвернулся от Ельцина.
Врезался в память такой эпизод. Когда ельцинская власть уже стала открыто применять оружие против демонстрантов, на Садовом Кольце цепь солдат стреляла по митингующим. Демонстранты отступали, а лавочники и прочие мелкие торговцы избивали отставших и раненых. Вот такой контингент поддерживал Ельцина. За него были те, кто сумел или ещё только мечтал нажиться на доверчивом советском человеке.
Корр.: Вас кто-то поддерживал из числа силовиков?
Б.А. Пугачёв: Вообще, мы провели очень большую работу среди сотрудников силовых структур. Специально изготавливали для них листовки, агитировали в беседах. И тогда это дало колоссальный эффект. Нередко после этого такие подразделения вступали в переговоры с Верховным Советом о поддержке. Высшее руководство об этом прознало, и солдат стали менять каждые три дня. Конечно, попадались разные силовики. Под конец, когда вокруг нас сомкнулось кольцо, и мы потеряли связь с внешним миром, часто милиция и военные в оцеплениях не позволяли сочувствующим гражданам передавать нам еду. Просто не подпускали их. Вели себя как фашисты, которые в войну не разрезали жителям оккупированных территорий передавать продукты военнопленным. Эти разве что сами не отнимали…
Были и противоположные случаи. На нашей баррикаде мы устраивали периодически политчас. Как-то раз выступающий громко заявил: «Мы ещё зададим жару этому ОМОНу!». Стоявший рядом командир одного из подразделений подбежал к нам и сказал: «Что вы, ребята! Мы не ОМОН, мы обычная милиция».
Как известно, спецназ «Альфа» и «Вымпел» перешли на нашу сторону уже в день прорыва. И были ситуации, когда силовики стреляли друг в друга. Помню, мы залегли рядом с несколькими бойцами «Альфы» у стадиона, по которому разъезжал БТР. Мы не могли определить, были это «наши» или нет. Один из альфовцев хотел поговорить с ними, поднялся во весь рост, а по нему очередь. Спецназовец залёг обратно и со словами «сейчас я его погашу» достал гранатомёт. Применил он его или нет, я уже не видел, поскольку нас направили собраться в другом месте.
Таманская дивизия, расстреливавшая Белый дом, мне хорошо знакома. В студенческие годы я проходил там военное обучение. Как мне удалось узнать, накануне прорыва Ельцин лично побывал в расположении дивизии. Конечно, это подразделение сыграло ключевую роль тогда. Для нас появление танков стало полной неожиданностью. Все были уверены в том, прорыв и снятие блокады стало началом нашей победы. Но ситуация изменилась за несколько десятков минут.
Корр.: Какую роль в противостоянии Ельцина и ВС сыграла КПРФ?
Б.А. Пугачёв: КПРФ была для нас сначала как свет в конце туннеля. Все мы надеялись на то, что будет создана новая, единая компартия после двух лет запрета. РКРП тоже выделила делегатов на учредительную московскую конференцию. Однако мы сразу наткнулись на преграды. На конференции слова нашим товарищам давать категорически не хотели. После долгих пререканий, организаторы собрания позволили выступить нашему тогдашнему руководителю московского отделения В.И. Ампилову. Позже стали выясняться интересные подробности. В интервью газете ElPaisодин из членов оргкомитета КПРФ И. Рыбкин заявил, что поручение участвовать в создании КПРФ он получил лично от президента Ельцина с целью создания «конструктивной» оппозиции. То, что у нас под носом создаётся ложный партизанский отряд, мы поняли не сразу, но со временем все маски были сняты. Также нам стало известно, что деньги на проведение учредительного съезда КПРФ были отпущены со счетов КПСС по распоряжению Игоря Чубайса – брата знаменитого «рыжего фюрера».
КПРФ была легализована весной 1993 года. Летом она стала проводить свои первые митинги. Когда началось противостояние у здания Верховного совета, членов КПРФ там не было. По крайней мере, на баррикадах – точно не было. Ни одного митинга непосредственно у Белого дома КПРФ не организовала.
В последние дни противостояния Зюганов выступил по телевидению. Мы с товарищами этого не видели, поскольку были у Белого дома. Узнали об этом предательстве только в дни прорыва.
Корр.: Как Вы расцениваете прорыв блокады Белого дома, в котором участвовали несколько тысяч человек, попытку штурма Останкино? Многие тогда решили, что это победа…
Б.А. Пугачёв: Прорыв, точнее попытка прорыва стала, на мой взгляд, роковой ошибкой. Не знаю, кто принял окончательное решение к началу атаки, но мы – рядовые защитники Дома Советов – понимали, что в противостоянии проиграет тот, кто первым применит силу. Население тогда требовало мирных действий, и авторитет «агрессора» однозначно в глазах народа упадёт. Так и получилось. Проельцинские силы получили отличный повод для примирения оружия. Либеральная пресса, деятели типа Ахеджаковой, Федосеевой-Шукшиной захлёбывались призывами уничтожить, растоптать, разорвать защитников Верховного совета.
Прибывший к нам под видом корреспондента японской газеты лидер РКРП В.А. Тюлькин призвал нас не поддаваться на провокации, стоять до победного конца и не покидать баррикады. Время тогда работало на нас, мы были центром притяжения, знаменем, на нас смотрела вся Россия. Спустя десятилетия я всё больше убеждаюсь в том, что не будь этого прорыва, Ельцин не решился бы применять силу в таких масштабах, в каких он это сделал.
Штурм Останкино стал такой же ошибкой. Ельцин ни за что не сдал бы нам телецентр. Там были сосредоточены большие силы, был заготовлен и запасной телецентр в районе м. Маяковская. К тому же со стороны сторонников Верховного Совета это был экспромт, штурм стал стихийным, не имел должной подготовки.
Корр.: В чём, на ваш взгляд, причина поражения прогрессивных сил осенью 1993 года?
Б.А. Пугачёв: Нам сильно не хватало информационного ресурса. Правда была на нашей стороне, но донести её до широких народных масс мы не могли. В нашем распоряжении были только газеты и листовки собственного производства с относительно небольшими тиражами. В итоге многие люди так и не узнали о том, какое беззаконие творили Ельцин и его холуи. Много раз на остановках транспорта, в магазинах я слышал разговоры людей, которые полагали, что этот конфликт – лишь борьба за власть двух политических группировок, что они решают там, «наверху», свои проблема, а простых граждан это не касается. Кто прав, а кто виноват им было непонятно, да и не очень интересно.
Также на руку Ельцину сыграли потоки антикоммунистической лжи, которые лились из всех СМИ в течение последних нескольких лет. И эта ложь также нашла свою аудиторию. Помню, во время прорыва проходивший рядом со мной милиционер ударил меня по шее прикладом автомата со словами «Поганый комуняка». Он не был лавочником, кулаком или иным представителем враждебного нам класса. Это был человек, впитавший в себя посылы буржуазной пропаганды.
Что интересно, в итоге победили те силы, которые находились в стороне от столкновений – зюгановцы и жириновцы. Они набрали наибольший процент на первых выборах в парламент.
Корр.: Какие уроки, на Ваш взгляд, должны извлечь коммунисты из этого поражения?
Б.А. Пугачёв: В марксизме есть учение о союзах. Оно гласит, что пролетариат и некоторые слои буржуазии, в т.ч. мелкой, первое время имеют общие цели и могут идти в союзе. Но если рабочий класс заинтересован в том, чтобы довести революцию до победы, то эти союзные классы заинтересованы в том, чтобы остановить революцию после того, как будут удовлетворены их основные интересы. Революция 1917 года тоже характеризуется союзами классов: рабочего класса и крестьянства. Сейчас этому важнейшему вопросу классовых союзов уделяется недостаточно внимания.
Такой союз стихийно, явочным порядком организовался в 1993 году, и он не был оформлен союзническими отношениями. В отличие от него союз большевиков и левых эсеров был юридически оформлен, наделял каждую сторону правами и обязанностями. И это тогда дало возможность установить советскую власть на территории всей страны.
У Дома Советов были и коммунисты, и полуфашисты баркашовцы, и казаки, и социал-демократы, и фронт национального спасения. Существовало как минимум три военных центра, претендовавших на командование нашими «войсками», а уж сколько было политических линий – и не счесть. Договориться они тогда друг с другом не смогли. Не сумели выработать общую тактику и установить союзнические отношения. И это стало нашей ключевой слабостью. И такого коммунисты больше никогда не должны допускать.
Корр.: Какие чувства вызывают у Вас сегодня события 20-летней давности?
Б.А. Пугачёв: Это был пик моей жизни. Я человек поколения войны. Мой старший брат погиб в боях за Родину. Я всегда примерял на себя: а смог бы я в плену выдержать допрос с пытками, смог бы я выстоять под огнём, смог бы я быть достоин… Дни противостояния были тем мгновением, когда я проверил себя, свои убеждения, свою верность убеждениям, верность моим корням – моему отцу-чапаевцу и брату. Это мгновение стало оправданием моей жизни.